 | Федосеев Василий Алексеевич, член Союза писателей России, участник ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, лауреат премии «Золотое перо Руси», Заслуженный поэт Республики Мордовия |
На родимой сторонке
Голоса все негромки,
Голоса все негромки
Да названия звонки, —
Все Дубенки, да Ельники,
Да Большие Березники,
Где дворы деревянные
И дома деревенские…
За мазком подорожника
Сплошь картины неброски —
Робкой кисти художника
Скупые наброски
Все привычное, близкое…
Надпись на обелиске…
Все дубравы, да ельники,
Белым снегом — березники.
В разговоре неспешном
Говорком чисто здешним
Про хозяек пригожих,
Да про странников божьих,
О семье и работе,
Поминальной субботе
Бойся слова пустяшного —
Похвальбушки неряшливой
Бойся слова истертого,
Чтоб людей не отторгнуть,
Чтобы люди в селениях
Не потухли смущением
В тех Дубенках да Ельниках,
Да пресветлых Березниках.
…На родимой сторонке
Голоса все негромки,
Голоса все негромки
Да названия звонки —
Все Дубенки, да Ельники
Да Большие Березники!
…Неприметные судьбы,
Дорогие мне люди.
Это странно, однако,
но значит,
что я этот город люблю
Да еще деревушку…
за городом…
между холмами…
Коль сюда возвращаюсь,
как в порт,
предписанный кораблю,
После всех расстояний,
разлук,
штормов и скитаний.
Я знавал города!..
Я расхлестывал двери
ногою!..
И в столицах живал…
и такой мегаполис —
Москва —
Меня вышвырнул за борт
бомжом,
бичом да изгоем,
Что едва не на риф,
не на дно,
не навеки едва.
Я по селам шатался,
глазами косясь
на церквушки,
На груди рвал рубаху,
чтобы круг расступался —
сплясать!
Но в кержацком скиту
мне приснилась моя деревушка
Так, что въявь увидал вдруг
свою покойную мать.
А холмы…
Впрочем, горы видал,
чьи вершины порою
С облаками сливались
вечно белой макушкой снегов,
На Саянах,
в альпийских лугах,
так хотелось отцовской косою
Накосить, наметать, как бывало,
веселых стогов.
Что мне степь целины
или жирная степь Украины,
Где хохляцкою мовой
наслаждался,
как музыкой, я,
Если вдруг в огороде
за баней,
где река воробью по колено.
Не услышу на зорьке
заполошную трель соловья?!.
Неказистый ручей,
что лишь в паводки только заметен,
(Я ж такие форсировал реки —
В Енисее,
зарвавшись,
тонул!)
Но вот этот ручей
пескариный,
разъединственный
в целой планете,
Заменил все моря мне,
все реки,
всех хариусов и акул.
Чем подлесок на горизонте
прельщает воображенье?!.
Вот ведь чувство какое
у меня
и откуда взялось?
Я такую тайгу
в Сибири
обхаживал,
словно первую женщину,
Не чета перелеску,
что солнцем на рассвете
просвечивается насквозь…
Может быть,
на погост
привело окончанье дороги…
Да и кладбище тоже
я не часто проведать хожу,
Как у нас говорят:
все пока впереди,
— слава Богу! —
Буду и на погосте еще,
нагощусь…
бока отлежу…
Но как в док,
в порт приписки,
назначенный кораблю,
Я вернулся на родину,
чужестранец и странник!..
Это странно, однако,
но значит,
что я этот город
люблю
Да еще деревушку,
за речкою,
где конопляник…
В. В. Путину
О Русь!
О моя зоревая, —
печаль и радость —
Россия!
Бодрящие утренники
в редкие ясные дни
И хлябь застоялая,
и слякоть заместо предзимья,
Но есть и в ночи, — слава Богу! —
на горизонте огни.
Хоть что-то все мнится
к тебе привязанным сердцем
В тревожном предчувствии,
словно последнюю осень живем,
Как будто Россия,
выполнив
вышнюю предначертанность,
Как в ряску болотную,
в старость проваливается
день за днем.
Как тянет болото…
Засасывает…
Студит ноги…
И к сердцу движется холод…
И страх овладеет вот-вот!..
И — путника!
И надо бы путника
на забытой богом дороге,
Чтоб руку подал
пока болотные хляби
не хлынули в рот.
Но есть еще, есть, — слава Богу! —
надежда на добрые силы,
Где капелька силы моей
сольется с мильонно
сто сорок второй, —
И перемогутся
надорванность,
душевная опустошенность России,
Как после мучительных,
тягостных, горестных похорон…
… Такое бывает
во время смертельной болезни,
когда
между смертью и жизнью
барахтаешься
в потустороннем бреду,
Но вдруг облегченье!
Нет, лишь в сторону облегченья
равновесие
И выход из комы!..
И можно уже
слегка перевести дух…
Поэты
Жил на после, на потом…
А. Арапов
О как я уважаю вас, поэты!
Возможно, оттого, что сам такой.
Одни и те же темы и сюжеты:
Налить во здравье, —
пить за упокой.
И свято все в предназначенье веря,
Судьбе наперекор и вопреки
В одни и те же торкаемся двери,
Одни и те же тешат нас грехи.
А на поверку, словно по программе,
Жизнь познавая собственным хребтом,
Без всяких сроков в земляные ямы
Уходим мы, как будто в отчий дом,
Бывает, не успев и насладиться
В стихе удачном царскою строкой,
Потерянною, как перо жар-птицы,
И найденною после дураком.
Естественный отбор средь неуемных,
Когда всепоглощающая страсть —
Поэзия, как самка скорпиона,
Сжирает нас, от нас плодотворясь.
И что там говорить о неуспетом,
Когда стихи как выстрел холостой,
Отложены в сознании поэта
В бездонный стол —
на после,
на потом?…
Памяти Сергея Казнова
Гениальные мальчики тончайшими свечками
Гаснут, не догорев,
на порывистом ветру.
И уходят,
словно в объятья к женщине,
в вечность.
Оставляя нам
непомерный
свой груз.
Нам,
выполняющим не свойственное дело,
Словно мы — гении.
а не они,
Нам,
не имеющим ни дарованья, ни смелости,
Нам,
не отмеченным Богом перед людьми,
Нам,
не понимающим их страстей-увлечений,
Нам,
не прочитавшим ни строчки из их стихов,
Устроившимся в жизни,
словно не они, а мы — гении,
Словно не им,
а нам уготована вселенская любовь.
Словно не им, а нам
никуда от Грядущего не деться,
Словно мы пережили больше, чем они,
Лишь одинаково — у них и у нас —
осколочной гранатой в груди
разрывается сердце,
Когда остаемся одни…
Впервые опубликовано в сборнике «Русь зоревая» (2009 год)