 | Лашин Денис Владимирович, родился в 1982 г., кандидат политических наук. Руководитель маркетингового агентства «Impulse Marketing». Участник нескольких Форумов молодых писателей России, печатался в региональных периодических изданиях и сборниках, журнале «Луч», альманахе «Новые писатели» издательства «Вагриус». |
Четыре часа утра. «Как следует смажь оба кольта, винчестер как следует смажь…» — приедается даже самая любимая песня, если поставить её в качестве мелодии будильника на мобилку. Но сейчас такое начало дня пришлось очень в тему. Сергей вылез из палатки, потряс головой из стороны в сторону, стряхнув с себя остатки сна, и, несколько показушно, уже на публику (небольшая компания у костра), ещё раз помотал головой, но уже со странным звуком, средним между: «Бр-р-р-р» и «Пф-ф-ф-ф» — привлекая к себе внимание.
— О, Серёгу дождались, теперь спать можно ложиться… — Саня отложил гитару — играть он особо не мог — ни слуха, ни голоса, плюс шесть аккордов, которые он знал в наказание окружающим, но, почему-то ближе к концу любой бессонной ночи на Грушинском фестивале инструмент неизменно оказывался у него.
Сергей хорошо относился к Сане. В первую очередь потому, что, несмотря на всю внешнюю свою несуразность, — большие коровьи глаза и наивная детская улыбка в обрамлении почти сотни килограммов остального Сани, он был феноменально надёжным человеком. На Груше вообще «надёжность» — это важнейшее качество – все хотят пить, купаться, общаться и слушать хорошую музыку, но дрова сами не нарубятся, еда не приготовится, даже вода сама себя не принесёт. Саня всегда безошибочно находил брешь в бытовании небольшого лагеря и, как Матросов, закрывал её своим большим и самоотверженным телом.
— Всем привет! – Сергей специально сделал голос беспробудно сонным – пусть народ угрызения совести помучат – он в такую рань встаёт, ещё неизвестно сколько на ногах быть, а все только спать собираются и, конечно, выспятся в своё удовольствие…
— Вылазь-вылазь… и не притворяйся, что спал – мы тут так орали, что спать могли только мертвяки и глухие, – это Костя – он, конечно, хороший, но шумный… Даже сейчас, уже с первой своей фразы он напрягает. Энергетикой что ли неуёмной?..
— Ага, я мертвяк, и если вы сожрали бомж-пакет, который я заначил на утро, я сожру вас! – Сергей отрыл в довольно вместительном кармане рюкзака зубную щетку и направился к импровизированному умывальнику – прикрученной к дереву пластиковой «полторахе» с отрезанным дном.
— Не этого добра у нас вагон, кстати, можешь ещё тушняка банку вскрыть — остаётся достаточно, — Саня ведает съестными запасами лагеря – знает, что говорит, хотя обычно последний день на Груше – самый голодный. У большей части неформальной молодёжи, составляющей теперь основной контингент фестиваля, деньги и провизия быстро подходят к концу, и неформалы начинают питаться бомж-пакетами (максимально дешёвая лапша быстрого приготовления) и всякими ништяками – провизией, которая остаётся в лагерях «цивилов» — солидных людей, приезжающих на Грушу с семьями и коллегами, на поездах и машинах. Цивилы оставляют после себя в лагерях примерно треть закупленного провианта – на Груше им самим всё это потребить нереально, даже если все пять дней фестиваля только готовить и есть, а тащить назад, домой бессмысленно. Сергей часто задумывался – зачем серьёзные, разумные люди берут с собой так много еды. Особенно, если учесть наличие в двух шагах огромного грушинского рынка – эдакого гипермаркета в полевых условиях, где можно купить всё, от иголки до автомобиля, лишь с той разницей, что придётся заплатить раза в полтора дороже. Сергей объяснял эту запасливость «цивилов» как стремление к стабильности – люди уезжают из квартир, из городов, где всё ясно и понятно, где всё мене, текел и фарес – исчислено, взвешено, разделено. Уезжают на время слиться с природой и при этом пытаются сохранить чувство стабильности и защищённости, которое даёт город. Поэтому и строят они брустверы из банок тушёнки, возводят баррикады из куч ненужных вещёй, частичек другой, «цивильной» жизни, необязательных мелочей, которые с тем же успехом могли спокойно пылиться дома…
Чуть отвинтив крышку «умывальника», Сергей побрызгал водой на лицо и принялся с остервенением чистить зубы. Он выполнял эту процедуру так энергично не столько из-за любви к гигиене, сколько из-за элементарного желания согреться. Утром в лесах, подобных грушинскому, всегда очень сыро и, «если не прогнать «мокрозябликов» сразу – они останутся с тобой на весь день, каким бы солнечным он не был, и будут всячески мешать и портить настроение». Появлением этой сентенции и самого слова «мокрозяблики», означающего «мурашки, которые бегают по телу, когда рано встаёшь, а вокруг очень мокро и зябко» – мир обязан Аленке – одной из самых безбашенных и весёлых девушек в их компании…
— Серёг, ну так ты мне свой спальник оставишь? – Чифирь задал вопрос как риторический, словно и не ожидая другого на него ответа, кроме как: «Конечно же, о многоуважаемый Чифирь! Как я рад, что Ваше священнейшее тело почтит мой недостойный спальник своим пребыванием…». Сергей относился к Чифирю с прохладцей, в первую очередь потому, что тот был ужасный халявщик. Зная, что с голоду умереть ему не дадут, всегда обогреют и приютят, он не заботился о приобретении чего бы то ни было, кроме спиртного. Пропивая в момент всю попадающую к нему в руки наличность, Чифирь большую часть времени занимался тем, что выискивал компании, имеющие целью хорошо провести вечер, и, что называется, «садился им на хвост». Сергей даже слово придумал — «причифириться». Причём слово пошло в оборот так, что вскоре его стал употреблять и сам Чифирь, что немало удивляло окружающих. Ещё Сергей обратил внимание на странную особенность, не позволяющую ему поставить на Чефире крест, как на конченом халявщике – если у того были деньги – он с твёрдой убеждённостью, что так оно и надо, поил всех, кто оказывался рядом, даже если это были совершено незнакомые люди. «Дитё хиппово-панковской коммуны» — к такому выводу пришёл Сергей и на этом закончил попытки как-либо иначе классифицировать Чифиря.
— Знаешь что, Чифирь, я тебе его дарю – спи, не кашляй! – Сергей вытащил спальник из палатки, посмотрел с сожалением – словно расставаясь с хорошим другом, и повесил спальный мешок на плечо Чифиря. Пока тот думал, что бы сказать в ответ, Сергей достал из рюкзака чехол для спальника и повесил его на другое плечо недоумевающего панка.
— Серег, ты чё, не, спасибо, конечно… Да, я верну, в норме, если ты про это гонишь – мать постирает, почистит – потом отдам – лучше, чем был.
— Нет, Чиф, тебе нужнее – ты ездишь много, а задницу прикрыть нечем. Я-то всё равно новый покупать буду – мне этот спальник для горной «тройки» забраковали – там что-нибудь солидней надо. — Сергей хлопнул Чифиря по плечу и поспешно отвернулся, чтобы скрыть досаду – не зря говорят, что Чиф – один из самых умных людей в тусовке. Он понял, что Сергей, мягко говоря, не настроен давать ему, Чифирю, свой спальник, но просто не может отказать. Хотя бы в благодарность за помощь в глупой грушинской полубандитской разборке пару дней назад, когда с молодого металлиста Димки сняли косуху. Сергей, с дуру, полез «по горячим следам» разбираться один с тольятинскими полугопниками. Хорошо, что Димка почти тут же встретил Чифиря, тусившего неподалёку со знакомыми скинами… Тольятинцы оказались невосприимчивы к железным аргументам Сергея и когда раздалось классическое: «А ты чё, ваще…» и неудачливого парламентёра толкнули в грудь, из леса выбежал засадный полк скинхедов под предводительством Чифиря и за 2 минуты очистил поляну от тольятинцев, сравняв заодно с землёй все палатки и прочие элементы благоустройства враждебного лагеря. К слову сказать, косуху так и не вернули – человека, который снял её с Димки, не нашли, тольятинцы, выкинувшие белый флаг, обещали принести её через пару часов, когда же время подошло, на поляне, где был, в прямом и переносном смысле, «разбит» их лагерь, уже не было ничего, кроме костровища и забытых кем-то (или оставленных специально, в насмешку) плавок. Тем не менее, всю следующую ночь Сергей имел счастье слышать победные песни и тосты в исполнении Чифа, пришедших на костёр скинов и ещё кучи непонятных личностей, сориентировавшихся, что где шумно, там много народу, где много народу, там наливают, а где много народу и наливают, там не спросят, что ты здесь делаешь, и нальют без лишних вопросов.
Как бы то ни было, но Чифирь выручил Сергея, поэтому, когда Чиф, намеревающийся сразу после Груши рвануть с «одной суперской девчонкой» («девчонкой», а не «лялей» или «кисой»!) на Байкал, первый раз спросил о спальнике, Сергей сказал: «Без проблем!», прекрасно понимая при этом, что отличный (разве что староватый и не самый компактный) туристический спальник, после пары недель в пользовании панкующего автостопщика, вернётся к нему в очень плачевном состоянии. Ну а когда всё тот же Чифирь умудрился ещё и прожечь в нём дыру сигаретой – Сергей уже был морально готов проститься со своим «уютным полубрезентовым презервативом», как называл его спальник сосед по палатке Саня…
Все вещи уже были сложены с вечера, спальник у Чифа, палатку возьмёт Саня – они уезжают только вечером на электричках… 3 пересадки Самара, Сызрань, Инза – душевно! Часа по три в каждом городе – потусить, отдохнуть. Никакой тебе спешки, почти никаких напрягов. Но Сергей ещё с первой поездки на Грушу решил – назад только автостопом. И дело здесь было не только в скорости передвижения. В последний день терпеть раздолбайство большинства «тусовщиков» из их лагеря уже становилось совершенно невозможным. Одна мысль о том, что ещё 26 часов нужно с ними таскаться и «разруливать» с кондукторами и контролёрами, местными гопами и милиционерами в то время, как они («тусовщики», конечно, а не доблестные стражи порядка) будут пить и идиотничать по полной, приводила Сергея в абсолютное уныние. Он очень хорошо относился практически к каждому из членов их небольшого, в пять палаток, лагеря, но принять раздолбайское отношение к жизни, свойственное многим из них, не мог. Не мог и просто махнуть на всё рукой и отдыхать, как хочется – из-за этого его и выбрали «начальником лагеря», даже не выбрали, просто каждый год сама по себе набиралась компания тех, кто едет на Грушу «с Калашом». Причём сам Сергей Калашников зачастую узнавал о составе своей группы только на вокзале, перед отходом первой из электричек, которые к утру следующего дня доставят их в самое сумасшедшее место на Земле – на Майстрюковские озёра, где каждый год в первые выходные июля проводится Фестиваль авторской песни им. Валерия Грушина, более известный, к сожалению, как просто Груша. «К сожалению» — потому, что больше половины приезжающих на Грушинскую поляну понятия не имеют, кто такой Грушин, а слова «фестиваль авторской песни» уже давно никем не воспринимаются всерьёз – большинство «грушующихся» об авторской песне имеют ещё меньше представления, чем о Валерии Грушине. Тем не менее, уже после первой поездки на Грушу, Сергей был уверен – старик Хемингуэй жестоко ошибался. «Праздник, который всегда с тобой» мало имеет общего с Парижем, да и вообще на любое другое место в мире он не похож. Груша – это Груша – сумасшедший коктейль из керолловского Зазеркалья, компанеловского Города Солнца и, наверное, фаулзовского острова Фраксос…
Сергей размочил бомж-пакет в кипятке (воду он ещё с вечера залил в термос, взятый у кого-то из девушек, чтобы не возиться с костром, который, как и предполагалось, к утру еле горел), взял у «костровитян» остатки закуски – треть банки пахнущей советскими прилавками кильки в томате, сполоснул банку кипятком и отправил получившейся бульон в тарелку с уже разбухшей лапшой.
«Костровитяне» — так, опять же с подачи Сергея, в их лагере называли людей, проводящих ночь у костра. Огонь питал собой лишь небольшой островок вокруг – всё остальное огромное пространство, казалось, было безжизненно, холодно и неподвижно. Время от времени, из ниоткуда возникал на островке новый человек, или кто-то в это «ниоткуда» уходил. Если какое-то время всматриваться в любую сторону, стоя спиной к костру, начинаешь различать небольшие звёзды таких же островков и понимаешь, что ты не одинок и в этой импровизированной Вселенной…
Сергей закончил завтрак и спрятал «КЛМН» — кружку, ложку, миску, нож в рюкзак, предварительно обернув их полотенцем, чтоб не брякали при ходьбе. Самая распространённая ошибка начинающих туристов – гремящие в их рюкзаках вещи. Люди опытные называют таких новичков Бурёнками – делаешь шаг, из рюкзака тут же раздаётся «бдзинь» — как корова с колокольчиком – долго так идти ни у кого терпения не хватит.
Перед отходом предстояло сделать ещё одно, самое важное дело – сказать «до свидания» Вике. Вика была самой обычной девушкой, самой…
Просто ей надо было сказать «спасибо и до свидания» и всё. Так принято. Ничего сложного. Так бы, может, и не надо было бы, но она просила разбудить её, чтобы попрощаться. Сергей два раза деликатно кашлянул у её палатки, сказал «тук-тук» и, не дождавшись ответа, решительно дернул молнию, на входе в палатку вверх.
Вика спала одна – её подруга, Аленка, до сих пор «зажигала» у костра. Сергею пришла в голову хорошая, на его взгляд, идея. Он отцепил с рукава рубашки последний, самый дорогой для него значок (остальные уже были раздарены вечером, с заверениями в крепкой дружбе и заведомо невыполнимыми обещаниями писать-звонить). Это был значок с надписью «Лечу!». Двусмысленности надписи добавлял красный крест, на фоне которого было написано слово. Сергей учился на 3 курсе медфака и расстаться со значком, который так точно характеризовал его внутреннее состояние и социальную функцию, было не просто. Тем не менее, подарить Вике что-нибудь менее значительное он просто не мог – это был бы ненастоящий подарок, а Вика терпеть не могла всё ненастоящее.
Пристегнув значок к викиному спальнику, Сергей замер на несколько секунд, прислушиваясь – к дыханию человека в спальнике или к себе… Потом тряхнул головой и выполз из палатки.
— Попрощались? – хмыкнула Аленка. Звучало это примерно так: «ой, уж представляю, чем вы там занимались… А я-то цельную ночь не спала, чтоб вы эту минуту наедине провели, вот я какая…»
— Аленка, Вику я поднимать не стал, и ты не удумай. Пусть поспит человек, мы уже попрощались, она даже сказала мне «до свидания», только вряд ли утром вспомнит об этом… Ну, пока и тебе, — Сергей картинно заключил Алёну в свои объятия, звучно поцеловал в щечку, одновременно приподняв над землёй. Девушка издала лёгкий писк, но в целом восприняла такое обращение очень благосклонно.
— Пока и тебе, сумасшедший! Удачи на дороге, я тебя очень того!
«Того» — это была одна из самых забавных фишек в их компании. За давностию лет уже никто и не помнит, как и откуда она возникла, однако каждый раз, когда произносить какое-то слово не хочется, оно очевидно или просто это слово невозможно подобрать, в ход идёт «того». «Ты того!», «А ты точно того?», «Вода уже того, а вы ещё не того!» — любому, кто первый раз оказывается в компании «тогокающих» людей, станет не по себе…
Сергей аккуратно надел рюкзак, защёлкнул поясной ремень, подрегулировал все утяжки… Всё, что можно было переделать за это утро, он уже переделал, дальше затягивать отход не имело смысла, да и в плане скорости стопа было не полезно. Рано утром от любого крупного города начинается «волна» — большое количество машин примерно в одно время начинают движение по трассе. Продолжается такая «радость автостопщика» часа полтора-два, и потом, размываясь, расплёскиваясь по мелким ручейкам и заливчикам, этот поток движется по руслу федеральной трассы в сторону других мегаполисов. Для опытного стопщика несложно подстроиться под одну или другую «волну», — минимальные математические способности могут неплохо увеличить скорость передвижения. Хитрость здесь в том, чтобы всё время чуть опережать «волну» — почти как в серфинге…
— Ну, Серёга, давай семь, в смысле шесть, или сколько их там у тебя… — Костя пожал Сергею руку, покровительственно похлопал по плечу — Ты там, на трассе скажи, что если сажать тебя не будут, придёт Костян и тогда всем того! – довольный своей шуткой, Костя сгрёб в охапку Алёнку и закружился вместе с ней на одном месте.
— Дурак ненормальный… — охарактеризовала его та и подвинулась ближе к Сергею.
— Уезжайте от нас ещё, как говорится! Спасиб за спальник! – Чифирь тоже счёл своим долгом подойти попрощаться…
— Народ, всё, я поскакал! Уже и так припозднился! Саня, давай, счастливо! – Сергей тепло попрощался с другом, сказал дежурное: «Всем пока!», ещё раз провёл взглядом по поляне, палаткам, о чём-то задумался на секунду, решительно выдохнул и уже через пару шагов оставил за спиной всё то, что было его жизнью на протяжении последних пяти дней…